«Я хочу быть одновременно Моцартом и Майклом Джексоном» — в этой дерзкой, сказанной еще в начале творческого пути фразе — суть творческих и человеческих амбиций Сергея Курёхина. Виртуозность, лёгкость и изящество классика в сочетании с захватывающей харизмой поп-артиста — во многом ему удалось реализовать свою мечту и соединить, казалось бы, несоединимое.
Сергей Курехин был уникальным музыкантом. Он шел в своем творчестве к новому языку, аналогов которому в мире пока нет. В свое время Дюк Эллингтон, осознавший, что в рамках фортепиано ему тесно, сказал знаменитую фразу: «Мой инструмент — оркестр». Еще раньше Скрябин, которому было тесно и в оркестре, ввел в партитуру строку для светомузыки.
«Всё время хочется невозможного. А раз невозможного хочется, значит, оно существует».
Курехин шел к своему инструменту, составными частями которого был и рояль, и рок-группа, и биг-бэнд, и оперные певцы, и цирк, и киноактеры, и зоопарк на сцене, и обнаженные арфистки, и народные исполнители, и мимы, и камерные составы, и симфонические оркестры, и каскадеры… Он шел к своему оркестру, в котором участвовали Борис Гребенщиков, Сергей Летов, Ванесса Редгрейв, Виктор Цой, «Новые Композиторы», Борис Штоколов, Валентина Пономарева, Марина Капуро… Он шел к созданию своего глобального произведения, в которое входили перформанс, строгое следование нотному сценарию, заданность рок-ритм-секции, танцы, светомузыка, сценические эффекты, цирковые кульбиты и вечная, ни на секунду не прекращающаяся импровизация…
«Родился он 16 июня 1954 года в городе Мурманске, поскольку отец у него был военный моряк, где-то в возрасте четырех месяцев они переехали в Москву и там прошло его детство, — рассказывает жена Сергея Настя Курехина. — Лет в 8-9 они переехали в Крым, и затем уже, когда Сергею было 17 лет, они приехали в Ленинград. И тогда же он поступил в Институт культуры. Перед этим он в Крыму закончил музыкальную школу с отличием, все им там очень гордились, был способный очень. Я даже не знаю, сколько он курсов закончил в Институте культуры, потому что по каким-то разногласиям с администрацией он оттуда ушел.»
Несмотря на присутствие в числе его музыкальных ориентиров того времени Beatles, Led Zeppelin, Deep Purple, Emerson, Lake and Palmer, Yes и тому подобного, он начал слушать джазовые программы «Голоса Америки» и уже тогда обратил внимание на авангардные опыты Джона Колтрейна и игру его пианиста Маккой Тайнера.
В Ленинграде начала 70х барабанщик Николай Корзинин собрал проект, который получил название «Большой Железный Колокол» и который стал первой рок-группой для Сергея.
Основными центрами богемно-андерграундной жизни Ленинграда в те годы были Сайгон и букинистические магазины на Литейном. Именно тогда заложились его бесчисленные дружеские и творческие связи с литераторами, художниками, музыкантами, которые называли себя «Второй культурой» – в противовес первой, официально-унылой советской.
Примерно в 1977 году Курёхин знакомится с профессиональным джазовым саксофонистом Анатолием Вапировым, а так же с Ефимом Барбаном – критиком и идеологом нового джаза, благодаря обширной коллекции новоджазовых пластинок которого началось знакомство с новой музыкой. Тогда же примерно возник и Клуб Современной Музыки во Дворце Культуры им. Ленсовета, который предоставил Курёхину практически неограниченную возможность для музыкального экспериментирования и где закладывались идеи всего его последующего творчества в первую очередь «Поп-механики».
«Человек, который выражает собственное мнение, не может не быть радикалом. Иначе его мнение cтaновится усреднённым, серым, как и псевдоидеология. Если человек имеет свои убеждения и способен их отстаивать, он автоматически становится радикалом.»
В это же время стало складываться сотрудничество с двумя людьми, особенно повлиявшими на его творчество первой половины 80-х, Владимиром Чекасиным и Борисом Гребенщиковым.
В «Аквариум» он вписался поначалу как сайдмен-профессионал, снисходительно помогающий не очень искушенным в делах музыкальных рокерам. Но постепенно увлёкся и с развитием рок-движения вкладывал все больше и больше своей творческой энергии в дела группы. Немалая часть фактуры «Треугольника», «Табу», «Радио Африка» — плод именно курёхинской фантазии. Его яркие соло остались в записях и других ведущих групп ленинградского рока – «Кино» и «Алиса».
В проектах с Чекасиным отрабатывались идеи синтетических, полистилистических и не признающих никаких эстетических барьеров концертов-спектаклей. Уже тогда в голове у Курёхина была готова идея «тотальных шоу» — с оркестрами, хорами и крупными звездами. «Популярная Механика» стала не только кульминацией творческого пути Сергея Курёхина, но и расцветом всего ленинградского андеграунда.
Когда рухнула цензура, и андерграунд вырвался наружу, под обаяние Курёхина попали и традиционные, официально признанные советские звезды – Кола Бельды самозабвенно пел свою «Увезу тебя я в тундру», сочный бас Бориса Штоколова возносился над остинатными роковыми ритмами, а Эдуард Хиль позволил вынести себя на сцену с головы до ног завернутым в фольгу и пел, пока Африка, Тимур и некрореалисты раскручивали его, как рулон обоев. Даже актрису мировой славы Ванессу Редгрейв Курёхин заставил ползать на четвереньках по сцене «Октябрьского».
Безудержное пост-модернистское буйство «Поп-механики» лучше всего отображало хаотичное и беспорядочное время рубежа 80-х и 90-х – время упоения наступившей свободой, время вседозволенности и эйфории, время настоящей революции – в искусстве, в сознании, в обществе.
Дискография Курёхина огромна – она насчитывает с полсотни дисков и невероятно разнообразна. Сольные фортепианные записи, импровизационные проекты с Джоном Зорном, Дэвидом Моссом, Владимиром Чекасиным и Сергеем Летовым, коллаж «Насекомой культуры», авангардный танцевальный проект с берлинским ди-джеем WestBam, электроника «Популярной науки» с Генри Кайзером, синтетические оркестровые проекты типа «Воробьиной оратории» и конечно же «Популярная механика». Начинала работу по изданию курехинской музыки британская Leo Records, сегодня его пластинки – в каталоге «Мелодии», Rykodics, SoLyd Recods, созданного им незадолго до смерти вместе с Николаем Дмитриевым лейбла «Длинные руки» и придуманного уже Анастасией Курёхиной лейбла «Популярная механика».
«Мне нравится, что происходит некоторая неадекватность. Мне очень нравится, что внешность не соответствует тому, кем я хочу быть. Я максимально это культивирую и стараюсь, чтобы отрыв был еще больше. Потому что когда многие говорят: «Курехин — ну, это поп-музыка, это поп-музыкант», это такие вещи, которые мне так нравятся! Я постараюсь скоро вообще походить на такого попсового персонажа.»
Первая же серьезная работа Сергея в кино – музыка к фильму Олега Тепцова «Господин оформитель» — показала, что и здесь он настоящий гений. Созданное им звуковое музыкальное пространство многократно усилило мистическую составляющую таинственной петербургской истории. Затем последовали не менее блистательные «Замок» Алексея Балабанова, «Оно» Сергея Овчарова, «Посвященный» того же Олега Тепцова, и еще многие-многие другие. Уже в 1990 году культовая немецкая художница Ребекка Хорн привлекла его к созданию музыки к ее фильму «Спальня Бастера», основанному на творчестве великого комика Бастера Китона.
В 1994 году он написал музыку к фильму Сергея Соловьева «Три сестры». Эта работа должна была стать лишь началом очень серьезного сотрудничества. В планах двух Сергеев была оперная трилогия — «Анна Каренина», «Чайка» и «Доктор Живаго». Была достигнута договоренность с Большим театром, даже началась работа…
Смертельная болезнь настигла его на пике творческой формы, и бессмысленно сейчас говорить, как далеко в своих наполеоновских планах зашел бы Сергей Курёхин. Во всем, что он делал, он оставался в первую очередь художником. Он по-прежнему дерзко играл, и в тщательно выстраиваемых конструкциях – музыкальных, театральных, кинематографических и даже политических — упивался в первую очередь красотой и шокирующей неожиданностью замысла.