13 июля 1936 года в Кливленд-хайтсе (штат Огайо) родился талантливейший тенор-саксофонист, один из столпов авангардного джаза, друг, соратник, и в некотором смысле учитель самого Джона Колтрейна, Алберт Эйлер.
Человека, его взгляды, вкусы и привычки чаще всего формирует среда, потому нет ничего удивительного в том, что Эйлер стал музыкантом. Семья, в которой он родился, была очень религиозной, его отец, Эдвард, очень любил джаз, сам играл на скрипке и тенор-саксофоне в любительском ансамбле. Естественно, в доме не переводились пластинки с великолепной музыкой – и Чарли Паркер, и Уорделл Грей, и остальные бопперы постоянно звучали в доме, благо, Эдвард был состоятельным джентльменом и мог себе это позволить.
Постепенно Алберт и его брат Дональд поняли, чем будут заниматься в дальнейшем. Старший брат начал осваивать саксофон, младший же – трубу. Вскоре они стали практически неразлучными партнёрами, но, конечно же, не сразу. К этому времени Алберт должен был пройти тернистый путь от дуэтов в церкви (по воскресеньям) и блестящей учёбы в Кливлендской академии музыки до аккомпаниатора легендам блюза – Литтл Уолтеру, например. Два года, каждое лето, он пускался во все тяжкие, чтобы поучаствовать в гастрольных турах великого харпера.
Естественно, роль аккомпаниатора никак не могла удовлетворить амбиции юного музыканта, и он ушёл от Уолтера сразу, как только появилась возможность. В то время, в середине 50-х годов, его кумиром был Чарли Паркер, ну, Алберт «Птицу» и копировал, надо сказать, очень удачно. Во время службы в армии Эйлер продолжил совершенствоваться, играя в местных бэндах по шесть-семь часов кряду, а в свободное время слушал чужие пьесы, особенно величайшего Джона Колтрейна. Именно тогда стало ясно, что би-боп не даёт выразить в полной мере те идеи, которые витали в голове саксофониста, и он начал искать новые формы, приводя в недоумение сослуживцев своими длинными, зачастую лишёнными даже намёка на ритм, фразами, не спускающимися из верхнего регистра.
Не понимали музыканта и после службы: после возвращения на родину его попытки играть то, что хотелось, а не то, к чему привыкли земляки, проваливались раз за разом. Алберт махнул на всё рукой и вернулся в Европу. В Швецию. Снова не то. Снова не так. Не понимают. Концертов нет, нет ни малейшей надежды пробиться, Алберт, чуть не плача, играет в метро для детишек, которые тоже ничего не понимали, но были заворожены музыкой. Так прошла не одна ночь и не один день, хорошо хоть музыкант не голодал – семья поддерживала все его начинания несмотря ни на что.
Кто знает, что бы было дальше, но в 1962 году в Стокгольм начали приезжать с гастролями апологеты фри-джаза. Дон Черри, Сани Роллинс, Сэсил Тэйлор – они приняли Алберта как родного брата, помогли организовать концерты, привели его на студию звукозаписи. Эйлер встал на ноги и наконец-то понял, что он не одинок в своих исканиях. Ощутив это, музыкант оставляет Европу и отправляется в Нью-Йорк, самый космополитичный и самый жадный до всего нового город. О! Это был самый счастливый период жизни! Джемы с великими музыкантами – даже с самим Орнеттом Коулманом записывался (жаль, плёнки до нас не дошли) – собственное трио, женитьба, рождение ребёнка… Вдохновение перехлёстывало через край – именно в это время были созданы лучшие пьесы музыканта.
Вот именно в это время произошло одно событие, которое иначе чем Божьим вмешательством не объяснить. Преуспевающий юрист, владелец средних размеров счёта в банке, типичный «белый воротничок», либерал Бернард Столмен, сам не зная отчего, завернул в клуб «Бэби Гранд» на той самой 125-й улице. Бернард не понимал фри-джаз, более того, он вообще не любил музыку, и вот, что он увидел: «Концерт уже заканчивался, когда на сцену вспрыгнул невысокий парень с инструментом, напоминавшим какую-то большую странную трубу, и начал играть. Он был в кожаном костюме, с пегой бородой, и он просто дул в свой инструмент… Боже, это была лавина звуков. Элмо закрыл крышку рояля, Дэвис упаковал свой контрабас (Элмо Хоуп и Ричард Дэвис – участники того концерта), а Элберт играл еще минут двадцать». Столмен подскочил к музыканту сразу после концерта и заявил: «Я открываю фирму звукозаписи. Хотите быть моим первым артистом?». Не менее ошарашенный Эйлер тут же согласился. Фирма открылась и сыграла неоценимую роль в истории джаза, а имя этого доселе неизвестного юриста давно выбито золотом в граните.
Карьера музыканта понеслась в гору. Его идеи, поиск гармонии между духовным, именно духовным (не забываем о религиозности музыканта) состоянием и музыкой продолжались. Именно в это время в его жизни вновь появился Джон Колтрейн, который как раз пришёл к фри-джазу как к самой выразительной форме музыки. Более того, в первом же фри-джазовом альбоме Джона чувствовались влияния Алберта. Колтрейн этого и не скрывал, а Эйлер и не возражал против этого: «Друг, ты играл по-своему, ты чувствовал так же, как и я». Духовное единство – вот краеугольный камень в системе ценностей Алберта. Только так и никак иначе.
Колтрейн стал близким другом Эйлера, его спонсором и, как бы сейчас сказали, «продюсером», помогая заключать контракты с более крупными компаниями, например, с «Impulse Records». Аудитория Алберта расширялась, в его жизни появилась другая женщина – Мэри Паркс, которая стала не просто любимой, но взяла в свои руки деловую сторону деятельности гения.
Всё было прекрасно, но 17 июля 1967 года умер Джон. Это было первым ударом. Вторым – нервный срыв Дональда Эйлера. Младший брат прекратил концертную деятельность и вернулся на родину. В общем, никто точно не знает, что случилось, но 5 ноября 1970 года Алберт ушёл из дома и не вернулся. Через двадцать дней его тело выловили в Ист Ривер, в районе Бруклина. Поиск гармонии остался незавершённым.